Богач, бедняк... Том 1 - Страница 123

123

Кто-то, только что открывший для себя датского теолога и философа Кьеркегора или только что прочитавший французского писателя Жан-Поля Сартра, спешил поделиться со всеми своими впечатлениями; кому-то, кто только что побывал в Израиле или Танжере, не терпелось поскорее рассказать об этом. Если бы все это в ее доме происходило раз в месяц, то она была бы не против, – ради бога. Даже два раза в месяц, лишь бы ее гости не разбрасывали повсюду пепел и окурки. В основном это были красивые, образованные молодые люди, у всех водились деньги, и они могли позволить себе хорошо и модно одеваться, щедро угощали друг друга выпивкой, и большую часть лета проводили на Атлантическом побережье в Хэмптоне. Именно о таких людях мечтала она, надеялась, что именно такими будут все ее друзья, когда была девчонкой в своем Порт-Филипе. Но они постоянно окружали ее вот уже пять лет. Постоянные возлияния на кухне. Бесконечные вечеринки, с ума можно сойти!

С озабоченным видом она прошла через толпу гостей к лестнице и поднялась наверх, в комнату на чердаке, где спал Билли.

После рождения сына они переехали на последний этаж в старый дом из песчаника на Западной Двенадцатой улице, превратив чердак в довольно просторную комнату с застекленной крышей. Здесь кроме кроватки Билли и его разбросанных повсюду игрушек находился большой стол, за которым Гретхен работала. На нем стояла пишущая машинка и возвышалась гора книг с бумагами. Ей нравилось работать в комнате маленького Билли. Стук пишущей машинки совсем его не беспокоил, напротив, он был для него своеобразной колыбельной, под которую он сразу засыпал. Ребенок автоматизированного века, убаюкиваемый пишущей машинкой «Ремингтон».

Включив настольную лампу, Гретхен увидела, что Билли до сих пор не спит. Он лежал в своей маленькой кроватке в пижаме и ручками медленно водил над головой, словно вырисовывая узоры в сигаретном дыму, проникавшем сюда снизу. Рядом с его головой на подушке лежал матерчатый жираф. Гретхен, конечно, чувствовала себя виноватой за этот табачный дым, но разве могла она запретить своим гостям курить только потому, что это могло не понравиться ее четырехлетнему сынишке, спавшему этажом выше? Наклонившись над кроваткой, она поцеловала его в лобик. Почувствовала запах мыла, оставшийся после его купания, и сладкий аромат детской кожи.

– Когда я буду большим, – сказал ей Билли, – я не буду приглашать гостей.

Нет, ты явно не пошел в своего папочку, подумала Гретхен. Хотя он был точной его копией – такой же белокурый, спокойный, с ямочками на щечках. Ничего от Джордахов. Может, ее брат Томас был на него похож, когда был совсем маленьким. Она вновь наклонилась над ним и поцеловала.

– Спи, спи, Билли!

Гретхен подошла к своему рабочему столу, села, ужасно довольная, что сюда не доносится громкая болтовня гостей снизу. Никто, конечно, ее там не хватится, просиди она здесь хоть всю ночь. Она взяла в руки лежавшую на столе книгу. «Основы психологии». Лениво открыла ее. Двести страниц, посвященных анализу теста Роршаха1. Познай самого себя. Познай врага своего. Она по вечерам ходила в Колумбийский университет на курсы психологии. Если постараться, то можно получить ученую степень уже через два года. Она постоянно испытывала ощущение своей неполноценности, которое заставляло ее робеть в компании образованных друзей Вилли, да иногда и наедине с самим Вилли. Кроме того, ей нравилась атмосфера аудиторий, было приятно сознавать, что она никуда не спешит, что находится среди людей, которых не интересуют ни деньги, ни положение в обществе, ни дешевая слава.

После рождения Билли Гретхен ушла из театра. Позже, говорила она себе, когда он подрастет и сможет обходиться без нее, она вернется на сцену. Но теперь она поняла, что никогда больше играть в театре не будет. Подумаешь, невелика потеря. Ей нужна была работа на дому, и, к счастью, она довольно быстро нашла ее, причем не прилагая особых усилий. Она начала помогать Вилли писать критические статьи и рецензии на радиопередачи, а позже и на телепрограммы, когда его одолевала лень, или он был занят чем-то другим, или страдал от похмелья. Вначале он подписывал своим именем все написанные ею статьи, но потом, когда ему предложили работу исполнительного менеджера в одном журнале, с повышением жалованья, она, осмелев, стала подписывать рецензии своим именем. Редактор по секрету сказал ей, что она пишет гораздо лучше Вилли, но она уже сама имела свое собственное мнение о творчестве мужа. Однажды, приводя в порядок вещи в сундуке, она случайно наткнулась на первый акт его пьесы. Какой ужас! Все, что было таким живым, выпуклым, таким ярким в устной речи Вилли, на бумаге становилось безжизненным, вымученным, архаичным. Она, конечно, ничего не сказала ему об этом, не призналась, что прочитала первый акт его пьесы. Но стала настойчиво уговаривать его перейти на руководящую работу.

Гретхен внимательно посмотрела на желтоватый лист бумаги в машинке. Карандашом вписала пробное, черновое название статьи: «Песнь коммерсанта». Наобум остановилась на таком абзаце: «Нашей абсолютной недоверчивостью, свойственной всем американцам, практически ныне ловко пользуются коммерсанты, чтобы всеми правдами и неправдами навязать нам свой товар, независимо от того, каков он, этот товар, как мы к нему относимся – благожелательно ли, с опаской ли, да и вообще, нужен ли он нам? Они хотят всучить нам суп, сдобрив его смехом, еду на завтрак, прибегая к угрозам, автомобили, цитируя „Гамлета“, слабительное, снабдив этикетку всяким вздором…»

123